Художественные идеи Эль Греко

Творчество Эль Греко, которое сочетало в себе традиции трех великих художественных культур — византийской, итальянской и испанской,— породило разнообразные точки зрения исследователей относительно того, какая же из этих культур оказалась в его искусстве определяющей. Сторонники одной из них, назовем ее условно теорией византинизма, утверждали, что византийские истоки творчества мастера оказали решающее воздействие на развитие его искусства. С Византией была связана, но их мнению, не только иконография многих картин Эль Греко, но их образный строй, особенности изобразительных приемов, своеобразное мироощущение. Напротив, сторонники другой, итальянизирующей точки зрения, признавая отзвуки византийской традиции в некоторых произведениях Эль Греко, считали, что, когда молодой живописец приобщился к столь мощному источнику вдохновения, как итальянское искусство Возрождения, прошлое им было забыто. Эль Греко в их истолковании — самая крупная и яркая фигура не столько испанского, сколько европейского маньеризма. Наконец, для третьей группы исследователей искусство Эль Греко — это высшее воплощение культуры Испании XVI века, исполненной духовного аристократизма и мистической озаренности. Было бы, однако, неверно предполагать, что армия исследователей Эль Греко распалась как бы на три враждующих стана. Тем не менее характеристика его творчества непрестанно колебалась в ту или иную сторону, с преобладанием то регионального оттенка (крито-византийского, испанского), то широкого аспекта ренессансных воздействий.

За последние десятилетия в зарубежном искусствознании заметно усилилось стремление установить более объективный взгляд на творчество Эль Греко, связав его с идеями и художественными традициями эпохи. Появились некоторые новые данные. Особая роль здесь принадлежит открытию испанских ученых Фердинандо Мариаса и Агустина Бустаманте. В мадридской Национальной библиотеке ими был обнаружен экземпляр трактата Витрувия об архитектуре с комментариями итальянского гуманиста Дапиеле Барбаро (издание 1556 года в Венеции), поля которого испещрены заметками, сделанными согласно проведенному тщательному анализу рукой Эль Греко. Хотя замечания художника, касающиеся архитектуры, имеют фрагментарный характер, они свидетельствуют о его определенных эстетических позициях. Еще раньше известный испанский искусствовед Хавьер Салас обнаружил заметки Эль Греко на полях книги Джорджо Вазари "Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих".

Вышедшая в 1981 году книга Ф. Мариаса и А. Бустаманте "Художественные идеи Эль Греко" способствовала представлению о знаменитом толедском мастере как об эрудированном и тонком мыслителе, приверженце философской эстетики неоплатонизма.

Решительно сформулированная в исследовании испанских ученых тенденция к пересмотру его искусства получила широкий резонанс в современной зарубежной науке, интерпретация творчества художника вновь качнулась в сторону его возрожденческого, точнее, маньеристического аспекта. Однако проблемы, порожденные новыми данными об Эль Греко, достаточно сложны.

Взгляды Эль Греко, провозглашавшие принципы интеллектуализма творческого процесса и связанные с ним эстетические категории интуиции, вымысла, сложности, разнообразия и обязательной, отвлеченной от объективных признаков грации, что в целом ставило создание искусства над восприятием реальной действительности, не отличались своеобразием. Они примыкали к спекулятивной эстетике маньеризма и, видимо, сформировались у художника под влиянием тех итальянских теоретических работ, которые он знал уже в Венеции и Риме. Эль Греко мог встречаться в Италии и с Фрапческо Патрицци, одним из крупнейших итальянских натурфилософов второй половины XVI века; возможно, ему оказались близки философские представления Патрицци о бесконечности Вселенной и особенно его метафизика всеохватывающего и всепронизывающего божественного света.

Исследование Мариаса и Бустаманте способствовало тому, что имя Эль Греко во многом освободилось от традиционного представления о нем как о мистике и визионере, наделенном почти маниакальной религиозностью. Сам уровень развития современной науки сильно поколебал трактовку Эль Греко в качестве носителя идеи испанского духа, испанской общности — реакционной национальной доктрины, возникшей в Испании на рубеже XIX-XX веков. Вместе с тем новая интерпретация искусства толедского художника отвергла связь его с византийской традицией и проявления в нем своеобразного ориентализма. Мариас и Бустаманте пришли к заключению, что "Эль Греко больше итальянец, чем грек и испанец, как в своем искусстве, так и в своей культуре и эстетике, о чем вполне ясно свидетельствуют его картины, его библиотека и его теоретические замечания". Любопытен тот факт, что решительное стремление связать Эль Греко с философской эстетикой ренессансной Италии, а не с религиозными устремлениями испанского общества времени Филиппа II, исходило от представителей молодого поколения испанской науки. Несомненно, что любая интерпретация искусства требует объективного подхода, который прежде всего должен основываться па образном восприятии художественных произведений, на творческой практике художника, нередко представляющей собой как бы параллельное явление, не всегда адекватное его теоретическим взглядам. Картины Эль Греко замечательны не знанием умозрительных эстетических категорий его времени, а живой и великой силой созданных им образов. Сознавая, по-видимому, ограниченность и однолинейность своего подхода, испанские исследователи оказались тем не менее в его плену.

Нет необходимости доказывать, насколько многозначнее, сложнее, богаче, ярче предстает перед нами искусство Эль Греко. Оно впитало некоторые византийские традиции и венецианский колоризм, спиритуалистическую эстетику маньеризма и достижения возрожденческой культуры Италии. Философичность мышления, подлинно ренессансный интеллектуализм диалектически переплелись в его произведениях с сильно выраженным религиозным чувством, с повышенной духовностью, превратившей искусство Эль Греко в выражение самой идеальной, отвлеченно-возвышенной линии в истории позднего Возрождения. Более сложной и противоречивой представляется также связь художника с Испанией, с испанской культурой XVI столетия.

Какова бы ни была причина его приезда в Испанию, путь Эль Греко был словно предначертан самой судьбой. Подобно тому как греческий мастер XIV века Феофан Грек сумел найти почву для развития своего искусства только в России, Эль Греко нашел ее в Испании. Особенности исторической и духовной жизни древнего Толедо, старого культурного центра, сердца страны, помогли живописцу приблизиться к пониманию Испании. Сама испанская действительность периода крушения мировой империи и торжества реакции, когда осознание всеобщего разлада и дисгармоничности мира приняло наиболее острые формы, создавала благоприятную почву для искусства Эль Греко, которому суждено было стать своего рода наглядным воплощением катастрофы, завершающей эпоху Возрождения. Вероятно, в другой стране Европы и в другом городе Испании судьбы его творчества сложились бы иначе.

И все же Эль Греко — это удивительная и одинокая фигура мировой живописи. Его искусство словно порождено велением времени, а особенности образного строя вытекают из самых основ художественного мировоззрения эпохи. Проблематика искусства Эль Греко, обусловленная явлениями кризисного порядка в культуре позднего Возрождения, выводит его за пределы какой-либо одной национальной школы. Творчество этого мастера представляет собой явление мирового масштаба. В нем получает дальнейшее развитие субъективно-эмоциональное начало, активизация которого столь характерна для всего позднеренессансного искусства. Субъективную линию восприятия мира Эль Греко предельно заостряет и как бы исчерпывает до конца, находя при этом возможности для выражения истинной художественной красоты.