В поместье маркиза де Вильены
В то время, когда Эль Греко приехал в Толедо, восточное прошлое этого города — центра арабской и еврейской учености — не стало еще далекой страницей истории. Здесь многие говорили по-арабски, и только в 1582 году главный инквизитор Гаспар де Кирога запретил изучение этого языка. Тем не менее некоторые толедцы находились на подозрении, что они исповедуют ислам, и сам Эль Греко в мае 1582 года был приглашен переводчиком в инквизиционный трибунал во время допроса критянина Мигеля Рисо Каркандиля, обвиненного в тайной приверженности мусульманству.
Эль Греко видел и воспринимал Толедо по-своему. Живя уединенно, окруженный избранным кругом друзей и почитателей своего таланта, он, возможно, был чужд тому, что составляло живой пульс жизни города. Трудно предположить, что ему, иностранцу, который должен был быть в Испании всегда крайне осмотрительным, в какой-то мере был близок воинствующий дух католической церкви, чья власть в Толедо была исключительно сильна.
В религиозно-философских воззрениях самого Эль Греко немалую роль играла философия неоплатонизма, распространенная и в той среде толедской интеллигенции, с которой он был тесно связан. Эль Греко, несомненно, входил в одну из названных академий, возможно, графа Фуэнсалида. Он был среди ее членов не просто знаменитым живописцем, но и блестящим собеседником, проявлявшим в оживленных спорах глубину своих знаний, незаурядный интеллект и тонкое остроумие. Предметом обсуждения могли быть и созданные Эль Греко теоретические трактаты, посвященные живописи и архитектуре, но, увы, бесследно исчезнувшие. Собрания, несомненно, происходили и в доме самого Эль Греко. Он был, видимо, радушным хозяином, но дом его был открыт лишь тем, кто художнику был интересен и духовно близок.
Эль Греко поселился в кварталах, примыкавших к Ла Худерии, восточный облик которых, вероятно, напоминал ему покинутую родину. В 1585 году он арендовал огромный дворец маркиза де Вильены и жил здесь почти все время, за исключением четырехлетнего перерыва (1600—1604), когда по неизвестной причине переезжал в другое место. Поместье маркиза де Вильены, построенное там, где некогда стоял дворец Самуила бен Мейера Халеви, было окружено в Толедо ореолом таинственности.
Его первый владелец Энрике де Арагон, маркиз де Вильена, умерший в начале XV века, человек разносторонней образованности, считался колдуном и чернокнижником. К тому времени, когда Эль Греко обосновался в Толедо, все это стало легендой. Старые постройки, которые образовывали целый комплекс, охотно сдавали внаймы. Художник снял самые дорогие просторные апартаменты, состоявшие из двадцати четырех комнат. Хотя он постоянно испытывал материальные затруднения, дом его нес на себе отпечаток той расточительной любви к прекрасным и дорогим вещам, к изысканному комфорту, которая изумляла и даже раздражала испанцев, аскетически непритязательных в быту. "Получив массу дукатов, он большую часть тратил на роскошь своей жизни,— писал с осуждением Хусепе Мартинес, испанский художник XVII века,— так, например, он держал на жаловании музыкантов, чтобы во время еды доставлять себе наслаждение музыкой". Это был обычай, заимствованный из Венеции, но испанцам он был непонятен. Можно представить, что сопровождаемые музыкой трапезы разделяли с Эль Греко и его друзья.
Особую ценность в доме представляла библиотека из греческих, итальянских и испанских книг, которую Эль Греко составлял в течение всей своей жизни и к которой был страстно привязан. Будучи человеком ренессансного склада, он интересовался прежде всего архитектурой, и в его библиотеке хранились труды Витрувия, Палладио, Виньолы, Альберти, Серлио, Хуана де Эрреры, книга о перспективе Лоренцо Сиригатти, описание архитектурных памятников Рима. Большое место занимали сочинения по истории и философии — книги Плутарха, Ксенофонта, Иосифа Флавия, Аристотеля, учения неоплатоников, в том числе современного Эль Греко итальянского философа Франческо Патрицци. Книги религиозного содержания, необходимые всякому образованному человеку того времени, соседствовали с поэзией Гомера, трагедиями Еврипида, баснями Эзопа, поэзией Тассо и Петрарки. Дом Эль Греко был и мастерской, и своеобразным музеем его произведений.
Из окон дома Эль Греко открывался прекрасный вид на город и окрестности, покрытые садами и виноградниками. Совсем рядом, в тиши скромных кварталов, скрывали красоту своих молитвенных залов Эль Трансито и Санта Мария ла Бланка. Дальше, к реке, высилась угловатая громада готической церкви Сан Хуан де лос Рейес, в интерьере которой испанское зодчество в лице Хуана де Гуаса заявляло о зарождении нового национального стиля. Из дома Эль Греко можно было видеть небольшую розовую колокольню церкви Сап Томе, которую художник обессмертил своей знаменитой картиной "Погребение графа Оргаса". Все было ему здесь знакомо, привычно, стало частью жизни.